Анненский Иннокентий — Страницы русской поэзии — Снег
Стихотворения И. Анненского
Иннокентий Анненский Судьба Анненского-поэта в своем роде уникальна: в сорокадевятилетнем возрасте он издал первый (и единственный при жизни) поэтический сборник под псевдонимом Ник. Т-о. Поначалу поэт собирался озаглавить его «Из пещеры Полифема» и взять псевдоним Утис, что в переводе с греческого означает «никто» (так Одиссей назвался циклопу Полифему). Позже сборник был назван «Тихие песни». Блоку, не знавшему, кто автор, такая анонимность показалась сомнительной. «Хочется, чтобы открылось лицо поэта, которое он как будто от себя хоронит, — и не под наивным псевдонимом, а под более тяжкой маской, заставившей его затеряться среди сотни книг. Нет ли в этой скромной затерянности чересчур болезненного надрыва?» — писал он.
И. Ф. Анненский родился в Омске, вскоре семья переехала в Петербург. В автобиографии будущий поэт сообщал, что вырос «в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи». «С детства любил заниматься историей и словесностью и чувствовал антипатию ко всему элементарному и банально-ясному». Писать стихи Анненский начал довольно рано. Так как в 1870-е годы понятие «символизм» не было еще ему известно, он называл себя мистиком и «бредил религиозным жанром» испанского художника XVI I в. Б. Э. Мурильо, который и «старался „оформлять словами»». Следуя совету своего старшего брата, известного экономиста и публициста Н. Ф. Анненского, считавшего, что до тридцати лет не надо публиковаться, молодой поэт не предназначал свои поэтические опыты для печати. В университетские годы изучение древних языков и античности на время вытеснило стихотворчество; по признанию поэта, он ничего не писал, кроме диссертаций. После университета началась «педагогически-административная» деятельность, которая, по мнению его коллег-античников, отвлекала Анненского от «строго научных занятий», а по мнению сочувствующих его поэзии, мешала творчеству.
В печати Анненский дебютировал как критик. В 1880 — 1890-е годы он опубликовал ряд статей, в основном о русской литературе XIX в. В 1906 г. вышла первая, а в 1909—вторая из «Книг отражений» — собрание критики, отличающееся уайльдовским субъективизмом, импрессионистичностью восприятия и ассоциативно-образными настроениями. Сам автор подчеркивал, что он «вовсе не критик», а только «читатель».
Анненский-поэт считал своими предтечами французских символистов, «парнасцев и проклятых», которых много и охотно переводил. Их заслугу, «кроме обогащения языка», он видел в «повышении нашей эстетической чувствительности и увеличении шкалы наших художественных ощущений». Переводы французских поэтов составили значительный раздел его первого сборника стихов. Из русских поэтов-символистов Анненскому ближе всего К. Д. Бальмонт, вызывавший у автора «Тихих песен» «благоговение». Он высоко ценил «новую гибкость и музыкальность» поэтического языка Бальмонта.
Анненский вел достаточно «уединенную» литературную жизнь: он не отстаивал права «нового» искусства на существование в период «бури и натиска», не участвовал в последующих внутрисимволистских баталиях. Первые его публикации на страницах символистской прессы относятся к 1906-1907 г. (журнал «Перевал»), «Вхождение» Анненского в символистскую среду фактически состоялось в последний год его жизни. Поэт и критик читает лекции в «Поэтической академии», входит в состав членов «Общества ревнителей художественного слова» при новом петербургском журнале «Аполлон», печатает на его страницах свою программную статью «О современном лиризме».
Скоропостижная смерть поэта у Царскосельского вокзала вызвала широкий резонанс в символистских кругах. В среде близких к «Аполлону» молодых поэтов акмеистической ориентации, упрекавших символистов за то, что они «просмотрели» Анненского, стал складываться посмертный культ поэта.
Второй сборник стихов вышел через четыре месяца после его смерти. Подготовку «Кипарисового ларца» (в кипарисовой шкатулке хранились рукописи Анненского) завершал его сын — В. И. Анненский-Кривич, биограф поэта, его редактор и комментатор. Есть основания полагать, что Кривич не всегда пунктуально следовал авторской воле отца. С «Кипарисовым ларцом» к Анненскому пришла, наконец, запоздалая слава. «Книгу я сейчас просматриваю, — писал Блок сыну поэта. — Через всю усталость и опустошенность этой весны — она проникает глубоко в сердце. Невероятная близость переживаний, объясняющая мне многое о самом себе». Брюсов, обративший уже раньше внимание на «свежесть» эпитетов, сравнений, оборотов и даже просто выбираемых слов в сборнике «Тихие песни», теперь как несомненное достоинство отметил невозможность «угадать» у Анненского «по двум первым стихам строфы двух следующих и по началу стихотворения его конец».
В 1923 г. Кривич опубликовал оставшиеся тексты поэта в сборнике «Посмертные стихи Ин. Анненского».
Лирический герой Анненского — человек, разгадывающий «постылый ребус бытия». Поэт подвергает пристальному анализу «содержание нашего я», «которое хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, я, замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования; я в кошмаре возвратов, под грузом наследственности, я среди природы, где, немо и незримо упрекая его, живут такие же я, я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием».
Сопоставляя лирику Анненского со стихами символистов «младшего» поколения, С. К. Маковский увидел корни глубоко трагического миросозерцания поэта «в неверии в трансцендентальный смысл Вселенной», отрицающем, в конечном итоге, «категорически и безусловно» «смысл личного бытия».
Неповторимое своеобразие стихам Анненского придает «легкая ирония», которая, по словам Брюсова, стала «вторым лицом» поэта, и «неотделима от его духовного облика».
Манера письма автора «Тихих песен» и «Кипарисового ларца» «резко импрессионистическая», Вяч. Иванов назвал ее «ассоциативным символизмом». Поэзия, по мнению Анненского, не изображает, а намекает на то, что недоступно выражению, «мы славим поэта не за то, что он сказал, а за то, что он дал нам почувствовать несказанное».
Источник
Анненский Иннокентий — Избранные произведения
28 часов 4 минуты
Выдающийся русский поэт Иннокентий Федорович Анненский представлен в книге произведениями из сборников «Тихие песни», «Кипарисовый ларец», «Посмертные стихи», переводами античных и европейских поэтов нового времени. Отдельные разделы составляют драматические произведения, «Книги отражений» и другие.
Содержание:
1. Федоров А.В. Творчество И. Анненского в свете наших дней
2. Лирика
3. Переводы
4. Тихие песни
5. Поэзия
15 комментариев
Всех приветствую!
Друзья, это не комментарий, это «… документальное свидетельство того, что такие книги читают.» Итак:
Иннокентий Афанасьевич Анненский — стал для меня проводником в большую поэзию. Да, пожалуй, с него началось мое путешествие в этот увлекательный мир — Поэзия. Мир полный загадок, тайн, музыки, очаровательной музыки. Стихи Анненского завораживающе-мелодичны. «Кипарисовый ларец» — великолепный сборник, а стихотворение «Среди миров» — шедевр.
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
Книгу, под которой я пишу, не стоит слушать на ходу — пройдет мимо. Лучше бы вообще почитать глазками. Любимая цитата:
«Самое чтение поэта есть уже творчество. Поэты пишут не для зеркал и не для стоячих вод» И. Анненский.
Мне показалось прочтение Герасимовым довольно спорно. Он хороший актёр озвучивания и у него есть отличные работы, но… здесь как-то… и паузы другие, и акценты не там, и ритм… Тяжело, слушать было тяжело. Тем не менее большое ему спасибо за труд. И сайту спасибо за возможность встречи с любимым автором.
Ну… как-то так, друзья.
Пишите свои отзывы, высказывайтесь… вон сколько места… а мой комментарий прошу… оставляйте без оценки.
Источник
Избранные произведения автор Иннокентий Анненский читает Вячеслав Герасимов
Выдающийся русский поэт Иннокентий Федорович Анненский представлен в книге произведениями из сборников «Тихие песни», «Кипарисовый ларец», «Посмертные стихи», переводами античных и европейских поэтов нового времени. Отдельные разделы составляют драматические произведения, «Книги отражений» и другие.
Содержание:
1. Федоров А.В. Творчество И. Анненского в свете наших дней
2. Лирика
3. Переводы
4. Тихие песни
5. Поэзия
Всех приветствую!
Друзья, это не комментарий, это «… документальное свидетельство того, что такие книги читают.» Итак:
Иннокентий Афанасьевич Анненский — стал для меня проводником в большую поэзию. Да, пожалуй, с него началось мое путешествие в этот увлекательный мир — Поэзия. Мир полный загадок, тайн, музыки, очаровательной музыки. Стихи Анненского завораживающе-мелодичны. «Кипарисовый ларец» — великолепный сборник, а стихотворение «Среди миров» — шедевр.
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
Книгу, под которой я пишу, не стоит слушать на ходу — пройдет мимо. Лучше бы вообще почитать глазками. Любимая цитата:
«Самое чтение поэта есть уже творчество. Поэты пишут не для зеркал и не для стоячих вод» И. Анненский.
Мне показалось прочтение Герасимовым довольно спорно. Он хороший актёр озвучивания и у него есть отличные работы, но… здесь как-то… и паузы другие, и акценты не там, и ритм… Тяжело, слушать было тяжело. Тем не менее большое ему спасибо за труд. И сайту спасибо за возможность встречи с любимым автором.
p.s. всегда хотелось понять… как рождаются стихи… Ницше подсказал:
«Поэт торжественно везёт свои мысли на колеснице рифмы —
обыкновенно потому, что они не идут на своих ногах.»
глубокая ночь… скорый Адлер – Питер… пустое купе… тусклый ночник… стакан горячего чая… позвякивает ложка… в руках книга…
Мне тоскливо. Мне невмочь.
Я шаги слепого слышу:
Надо мною он всю ночь
Оступается о крышу.
И мои ль, не знаю, жгут
Сердце слезы, или это
Те, которые бегут
У слепого без ответа,
Что бегут из мутных глаз
По щекам его поблеклым,
И в глухой полночный час
Растекаются по стеклам.
«Это был нерадостный поэт» Волошин
Не думаю…
Когда-то запоем читал Анненского.
Сейчас… это разговор с другом… со старым, добрым другом.
Глазами видишь не строки… глазами видишь рисунок… рисунок — как горящая свеча…
Стихи ложатся на сердце легко…
Их музыка греет как теплый, мягкий плед…
Белокаменная провожала дождём
Северная встретит им же
Осень!
Надо укрыться одеялом и подремать…
За окном мелькают огни… ровный стук колёс… стук колёс… стук…
короткий и содержательный рисунок… стоит почитать глазками
Я — чахлая ель, я — печальная ель северного бора. Я стою среди свежего поруба и ещё живу, хотя вокруг зеленые побеги уже заслоняют от меня раннюю зорю.
С болью и мукой срываются с моих веток иглы. Эти иглы — мои мысли. И когда закат бывает тих и розов и ветер не треплет моих веток — мои ветки грезят.
И снится мне, что когда-нибудь здесь же вырастет другое дерево, высокое и гордое. Это будет поэт, и он даст людям всё счастье, которое только могут вместить их сердца. Он даст им красоту оттенков и свежий шум молодой жизни, которая ещё не видит оттенков, а только цвета.
О гордое дерево, о брат мой, ты, которого ещё нет с нами. Что за дело будет тебе до мертвых игол в создавшем тебя перегное.
И узнаешь ли ты, что среди них были и мои, те самые, с которыми уходит теперь последняя кровь моего сердца, чтобы они создавали тебя, Неизвестный…
Падайте же на всеприемлющее черное лоно вы, мысли, ненужные людям!
Падайте, потому что и вы были иногда прекрасны, хотя бы тем, что никого не радовали…
Еще одно замечательное стихотворение:
Перестал холодный дождь,
Сизый пар по небу вьется,
Но на пятна нив и рощ
Точно блеск молочный льется.
В этом чаянье утра
И предчуствии мороза
Как у черного костра
Мертвы линии обоза!
Жеребячий дробный бег,
Пробы первых свистов птичьих
И кошмары снов мужичьих
Под рогожами телег.
Тошно сердцу моему
От одних намеков шума:
Все бы молча в полутьму
Уводила думу дума.
Не сошла и тень с земли,
Уж в дыму овины тонут,
И с бадьями журавли,
Выпрямляясь, тихо стонут.
Дед идет с сумой и бос,
Нищета заводит повесть:
О, мучительны вопрос!
Наша совесть… Наша совесть…
Николай Гумилев — Памяти Анненского
К таким нежданным и певучим бредням
Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
Из царскосельских лебедей.
Я помню дни: я, робкий, торопливый,
Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
Слегка седеющий поэт.
Десяток фраз, пленительных и странных,
Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространство безымянных
Мечтаний — слабого меня.
О, в сумрак отступающие вещи
И еле слышные духи,
И этот голос, нежный и зловещий,
Уже читающий стихи!
В них плакала какая-то обида,
Звенела медь и шла гроза,
А там, над шкафом, профиль Эврипида
Слепил горящие глаза.
…Скамью я знаю в парке; мне сказали,
Что он любил сидеть на ней,
Задумчиво смотря, как сини дали
В червонном золоте аллей.
Там вечером и страшно и красиво,
В тумане светит мрамор плит,
И женщина, как серна боязлива,
Во тьме к прохожему спешит.
Она глядит, она поет и плачет,
И снова плачет и поет,
Не понимая, что всё это значит,
Но только чувствуя — не тот.
Журчит вода, протачивая шлюзы,
Сырой травою пахнет мгла,
И жалок голос одинокой музы,
Последней — Царского Села.
Источник
