Календарно — тематическое планирование. Тема недели «Там, где нет зимы»
календарно-тематическое планирование (средняя группа)
Материал может быть полезен воспитателям
Скачать:
| Вложение | Размер |
|---|---|
| Данный материал может быть полезен воспитателям и родителям. | 46.19 КБ |
Предварительный просмотр:
Тема недели «Там, где нет зимы». 1 неделя февраль
Ежедневно (совместная с воспитателем деятельность)
Методы и приемы, содержание, литература
Воспитание культурно-гигиенических навыков
Формировать у детей навыки культурного поведения за столом во время приема пиши.
Предложить детям вспомнить правила.
См.комплекс №1 «Путешествие в Африку» (февраль) стр 50Е.А.Алябьева «Нескучная гимнастика»
Артикуляционная, дыхательная , пальчиковая гимнастика Р
Бегемотик рот открыл,
Подержал. Потом закрыл.
Подразним мы бегемота —
Подшутить над ним охота.
Хоботок слоненок тянет,
Он вот-вот банан достанет.
Губки в трубочку сложи
И слоненку покажи.
А на ветке, на лиане
Все качают обезьяны,
А скажите, вы б сумели Язычком «качать качели»?
Язычком пощелкай громко,
Стук копыт услышишь звонкий.
«Гуси шипят». И. п.— ноги на ширине плеч, руки опущены. Наклониться вперед с одновременным отведением рук в стороны — назад (в спине прогнуться, смотреть вперед) — медленный выдох на звуке «Ш-ш-ш». Выпрямиться — вдох (5—6 раз).
«Ежик». И. п.— сидя на коврике, ноги вместе, упор на кисти рук сзади. Согнуть ноги в коленях и подтянуть их к груди, медленный выдох на звуке «Ф-ф-ф-ф-ф». Выпрямить ноги — вдох (4—5 раз).
«Шар лопнул». И. п.— ноги слегка расставить, руки опустить вниз. Разведение рук в стороны—вдох. Хлопок перед собой — медленный выдох на звуке «Ш-ш-ш-ш-ш» (5—6 раз).
«Дровосек». И. п.— ноги на ширине плеч, руки вдоль туловища, Поднять сцепленные руки вверх — вдох, опустить вниз — медленный выдох с произношением «Ух-х-х» (5—6 раз).
Пальчиковая гимнастика. « ВЕТЕР»
Ветер дует, задувает, пальму в стороны качает.
Ветер дует, задувает, пальму в стороны качает.
А под пальмой краб сидит
И клешнями шевелит.
А под пальмой краб сидит
И клешнями шевелит.
Чайка над водой летает
И за рыбками ныряет.
Чайка над водой летает
И за рыбками ныряет.
Под водой на глубине
Крокодил лежит на дне.
Под водой на глубине
Крокодил лежит на дне.
А под пальмой краб сидит
И клешнями шевелит.
А под пальмой краб сидит
И клешнями шевелит.
Руки стоят на столе, опираясь на локти. Кисти прижаты друг к другу основаниями, пальцы растопырены (крона пальмы). Раскачиваем руками в разные стороны, стараясь не поднимать локти.
Ладони лежат на столе, прижаты друг к другу боковыми частями. Пальцы рук согнуты, растопырены (клешни). Шевелим ими.
Ладони соединены большими пальцами, остальные пальцы сжаты, разведены в стороны (крылья); «машем» ими в воздухе.
Ладони сомкнуты и чуть округлены; выполняем волнообразные движения.
Ладони основаниями прижаты друг к другу; пальцы согнуты (зубы).
Лёжа на тыльной стороне одной из рук, «открываем и закрываем рот» крокодила.
Перевернув руки на другую сторону, повторяем движения.
Пять маленьких рыбок играли в реке,
Лежало большое Бревно на песке,
И рыбка сказала:“Нырять здесь легко!”Вторая сказала:“Ведь здесь глубоко”.А третья сказала:
“Мне хочется спать!”Четвёртая стала чуть-чуть замерзать. А пятая крикнула:“Здесь крокодил!
Плывите скорей,чтобы не проглотил!”
Ладони сомкнуты, чуть округлены. Выполняем волнообразные движения в воздухе.
Руки прижаты друг к другу; переворачиваем их с боку на бок.
Ладони сомкнуты, чуть округлены. Выполняем ими «ныряющее» движение
Качаем сомкнутыми ладонями (отрицательный жест).
Ладони поворачиваем на тыльную сторону одной из рук (рыбка спит).
Быстро качаем ладонями (дрожь).
Запястья соединены; ладони раскрываются и соединяются (рот).
Быстрые волнообразные движения сомкнутыми ладонями (рыбки уплывают)
-продолжать формировать у детей осознанное отношение к порядку;
-продолжать развивать умение поддерживать порядок в группе.
См.картотека комплекс №1
— продолжать расширять представления детей о значении для здоровья санитарно-гигиенических мероприятий, формировать представления о причине некоторых заболеваний, обогащать словарь детей, совершенствовать изобразительные навыки, развивать воображение, фантазию.
Организация развивающей среды для самостоятельной деятельности детей
Источник
Где нет зимы задания
– Посиди в моей комнате. Я не хочу засыпать одна!
Гуль устроилась в кровати, водрузив на колени огромный том «Снежной королевы». Когда моя сестра читает, она пока еще водит иногда пальцем по строке, а порой и шевелит губами.
Я сижу у нее в ногах и тоже читаю.
– А что, северные олени на самом деле такие большие?
Отложив книгу, смотрю, какие северные олени «такие большие». На картинке олень, в самом деле внушительный, скачет через всю страницу, и кажется, что он размером с лося.
– Олени вроде бы меньше лошади… Но, Гуль, зачем ты опять облизываешь книгу?
У моей младшей сестры есть дурацкая привычка – Гуль облизывает цветные картинки в книгах. «Так они становятся очень яркие и блестящие».
Сестра смотрит на меня виновато и пытается просушить страницу рукавом пижамы.
Я укоризненно вздыхаю и возвращаюсь к своему роману.
Через десять минут я вижу, что Гуль уснула, выронив книгу и даже не пожелав Ляльке спокойной ночи. А ведь это ее священный ежевечерний ритуал, она его не пропускает.
Мы с Гуль одни в доме. Не считая, конечно, Ляльки.
Где-то раздаются шорохи и скрипы. В нашем доме всегда так, ведь он очень старый, ему уже лет сто. Развалюха, если честно. У нас даже газ не проведен, мы печку топим дровами. Я тут живу всю жизнь, мама тут жила всю жизнь и бабушка тоже…
Даже себе не хочу сознаваться, что сейчас эти звуки меня пугают. Хотя, может быть, в тишине стало бы еще страшнее.
Прошло уже три недели с того дня, как умерла бабушка. И каждый вечер мама уходит куда-то, оставляя нас с Гуль одних.
Я ругаю себя за то, что боюсь. Мне все же не восемь лет, как глупой Гуль, а тринадцать. Но обрывки тревожных мыслей начинают бродить у меня в голове сами по себе… Можно, конечно, читать – это очень отвлекает до поры до времени, но все равно настает момент, когда надо выключить свет, закрыть глаза. Тут-то мысли и набегают.
Но вот что я понял. Когда мысли приходят сами по себе и уснуть из-за этого очень трудно – надо начать думать специально. Вспоминать что-нибудь очень подробно, как будто смотришь кино. Или нет, лучше – как будто пишешь книгу. Крутишь в голове предложение, словно читаешь его в книге, а потом вдруг понимаешь, что мысли начали путаться, и ты повторяешь какое-то слово, повторяешь, повторяешь, а предложение рассыпается и ускользает от тебя. А потом уже наступает утро.
Буду думать про бабушку.
Мою бабушку звали Александра Васильевна Соловьева. Она была портнихой. Работала она в жизни много кем – и в столовой, и в больнице, и на заводе, но главное – шила на заказ. Говорят, лет сорок назад моя бабушка была городской легендой и заказчицы приходили к ней «по рекомендации».
Дома мы звали ее Шурой. Шура много курила, любила петь, терпеть не могла готовить. И еще у нас с ней одинаковой формы нос и уши.
Бабушку многие считали немного того. Основания для этого были.
Расскажу один случай, чтоб вы поняли, что я имею в виду.
Надо было выпустить стенгазету к очередному Дню учителя. В школе нельзя: мы же вроде как делаем сюрприз учителям.
Потом этот «сюрприз» отправляется в шкаф в учительской: там уже пылятся рулоны этих газет лет этак за пятьдесят.
Я предложил свистнуть оттуда старую газету, подреставрировать, а дату просто замазать – эти газеты все на одно лицо. Кто вспомнит, что такая уже была десять или двадцать лет назад?
Разумеется, мне сказали, что я дурак и идея моя глупая.
А по-моему, очень хорошая мысль – мы бы сэкономили кучу времени.
Девчонки нашли ворох каких-то открыточек с глобусами, кленовыми листьями, портфелями и прочим подходящим по теме.
Наш дом ближе всех. Поэтому пошли ко мне.
Ватман сперва расстелили прямо на полу в моей комнате, но оказалось, что полы кривые. Дом у нас старый, с дощатыми полами, и доски горбатые, неровные. Так что рисовать на полу никак нельзя. А письменные столы и кухонный не годятся – они у нас совсем маленькие.
Мы просто не знали, что делать. Мне было как-то неудобно, что такие полы, хотя я, конечно, в этом не виноват.
И тут вышла бабушка… С вечной сигаретой в мундштуке.
Бабушка всегда курила сигареты не так, как все нормальные люди, а совала их в мундштук. Маму это раздражало. Она постоянно говорила Шуре, что мундштук – мужской аксессуар. А бабушка отвечала, что ее хрустальная мечта – курить трубку. И что, когда она наконец заведет себе трубку, мама еще вспомнит, как прелестно выглядел ее янтарный мундштук. «Девичья игрушка, – усмехалась бабушка, – ты, Маруська, просто ничего не понимаешь в женственности».
Девчонки, увидев бабушку, слегка остолбенели. Нет, они, конечно, вежливо поздоровались, но при этом…
Дело в том, что бабушка моя очень любила яркие платья. И сшила себе чуть ли не двадцать платьев по одной выкройке: с глубоким вырезом спереди, голыми плечами и длиннющей широченной юбкой. Юбка с оборками, а расцветка такая, что мимо не пройдешь. На этот раз платье было с огромными маками по темно-зеленому фону.
– Тебя принимают за старую сумасшедшую цыганку! – сердилась на бабушку мама.
– Что ж, пусть тогда меня украдет какой-либо табор, – хихикала в ответ бабушка. – «Я уйду с толпо-о-ой цыга-а-анок за киби-и-иткой ко-о-oчевой!» А в черный день буду зарабатывать на улице – гадать прохожим. Чем плохо?
Кстати, гадать на картах бабушка очень даже хорошо умела и любила, мне всегда казалось, что насчет черного дня она не шутит.
Так вот, вышла к нам бабушка в маковом платье с дымящимся мундштуком в руках и спросила меня важным неторопливым басом:
– Борька! Что за нашествие прекрасных девиц в наш скромный уголок?
– Шура, – вздохнул я, – нам надо делать газету.
– Ну и в чем же проблема?
– У нас пол кривой, Шура. Ватман разложить негде.
Бабушка посмотрела на нас, задумчиво покрутила мундштук, а потом сказала:
– Только потом все убрать, Борька! Чтоб краски – нигде-нигдешеньки ни капли!
И развернулась, поманив нас за собой.
Я сразу понял и ужасно обрадовался.
В комнате у бабушки стоял стол, на котором бабушка кроила. Ровнехонький и такой большой, что на нем спать можно было в полный рост, не то что ватман расстелить.
Девчонки как в комнату бабушкину попали, так начали озираться, будто это музей.
– Ой, – говорит кто-то из них, – манекены без головы. Это для шитья, да?
– Да, – говорит бабушка, – знакомьтесь: Дуся, Люся и Нюся.
У бабушки в углу три манекена – на три разных фигуры.
Дуся самая старая, у нее уже и швы все вытертые, и на животе заплатка. Бабушка ее на помойке нашла. Редкая удача: тогда, после войны, портновский манекен никто так запросто не выбросил бы. Но Дуся уже и в те годы была ветхая, и подставка у нее отломилась, а главное – кто-то вспорол ей живот, так что начинка из нее сыпалась. Бабушка Дусю домой отволокла, помыла, живот заплатала, а кто-то из бабушкиных знакомцев подставку новую смастерил. И стала ветхая Дуся у бабушки жить, в креп-жоржет и файдешин наряжаться.
Люся шла в соседнем ателье под списание. Ателье закрывали, и директорша его предложила бабушке забрать старый манекен. С этой директоршей было совсем смешно: она на саму себя у своих мастеров не шила, а носила все к бабушке. Ателье было передовое, молодежное, швей туда брали сразу после училища, у них то собрание комсомольское, то субботник, а шили, бабушка говорила, так себе. На нестандартную фигуру шить даже и не брались. А бабушка бралась и директоршу, даму внушительной красоты весом в сто двадцать кило, обшивала так, что нигде не морщило.
Источник
Где нет зимы задания
– Посиди в моей комнате. Я не хочу засыпать одна!
Гуль устроилась в кровати, водрузив на колени огромный том «Снежной королевы». Когда моя сестра читает, она пока еще водит иногда пальцем по строке, а порой и шевелит губами.
Я сижу у нее в ногах и тоже читаю.
– А что, северные олени на самом деле такие большие?
Отложив книгу, смотрю, какие северные олени «такие большие». На картинке олень, в самом деле внушительный, скачет через всю страницу, и кажется, что он размером с лося.
– Олени вроде бы меньше лошади… Но, Гуль, зачем ты опять облизываешь книгу?
У моей младшей сестры есть дурацкая привычка – Гуль облизывает цветные картинки в книгах. «Так они становятся очень яркие и блестящие».
Сестра смотрит на меня виновато и пытается просушить страницу рукавом пижамы.
Я укоризненно вздыхаю и возвращаюсь к своему роману.
Через десять минут я вижу, что Гуль уснула, выронив книгу и даже не пожелав Ляльке спокойной ночи. А ведь это ее священный ежевечерний ритуал, она его не пропускает.
Мы с Гуль одни в доме. Не считая, конечно, Ляльки.
Где-то раздаются шорохи и скрипы. В нашем доме всегда так, ведь он очень старый, ему уже лет сто. Развалюха, если честно. У нас даже газ не проведен, мы печку топим дровами. Я тут живу всю жизнь, мама тут жила всю жизнь и бабушка тоже…
Даже себе не хочу сознаваться, что сейчас эти звуки меня пугают. Хотя, может быть, в тишине стало бы еще страшнее.
Прошло уже три недели с того дня, как умерла бабушка. И каждый вечер мама уходит куда-то, оставляя нас с Гуль одних.
Я ругаю себя за то, что боюсь. Мне все же не восемь лет, как глупой Гуль, а тринадцать. Но обрывки тревожных мыслей начинают бродить у меня в голове сами по себе… Можно, конечно, читать – это очень отвлекает до поры до времени, но все равно настает момент, когда надо выключить свет, закрыть глаза. Тут-то мысли и набегают.
Но вот что я понял. Когда мысли приходят сами по себе и уснуть из-за этого очень трудно – надо начать думать специально. Вспоминать что-нибудь очень подробно, как будто смотришь кино. Или нет, лучше – как будто пишешь книгу. Крутишь в голове предложение, словно читаешь его в книге, а потом вдруг понимаешь, что мысли начали путаться, и ты повторяешь какое-то слово, повторяешь, повторяешь, а предложение рассыпается и ускользает от тебя. А потом уже наступает утро.
Буду думать про бабушку.
Мою бабушку звали Александра Васильевна Соловьева. Она была портнихой. Работала она в жизни много кем – и в столовой, и в больнице, и на заводе, но главное – шила на заказ. Говорят, лет сорок назад моя бабушка была городской легендой и заказчицы приходили к ней «по рекомендации».
Дома мы звали ее Шурой. Шура много курила, любила петь, терпеть не могла готовить. И еще у нас с ней одинаковой формы нос и уши.
Бабушку многие считали немного того. Основания для этого были.
Расскажу один случай, чтоб вы поняли, что я имею в виду.
Надо было выпустить стенгазету к очередному Дню учителя. В школе нельзя: мы же вроде как делаем сюрприз учителям.
Потом этот «сюрприз» отправляется в шкаф в учительской: там уже пылятся рулоны этих газет лет этак за пятьдесят.
Я предложил свистнуть оттуда старую газету, подреставрировать, а дату просто замазать – эти газеты все на одно лицо. Кто вспомнит, что такая уже была десять или двадцать лет назад?
Разумеется, мне сказали, что я дурак и идея моя глупая.
А по-моему, очень хорошая мысль – мы бы сэкономили кучу времени.
Девчонки нашли ворох каких-то открыточек с глобусами, кленовыми листьями, портфелями и прочим подходящим по теме.
Наш дом ближе всех. Поэтому пошли ко мне.
Ватман сперва расстелили прямо на полу в моей комнате, но оказалось, что полы кривые. Дом у нас старый, с дощатыми полами, и доски горбатые, неровные. Так что рисовать на полу никак нельзя. А письменные столы и кухонный не годятся – они у нас совсем маленькие.
Мы просто не знали, что делать. Мне было как-то неудобно, что такие полы, хотя я, конечно, в этом не виноват.
И тут вышла бабушка… С вечной сигаретой в мундштуке.
Бабушка всегда курила сигареты не так, как все нормальные люди, а совала их в мундштук. Маму это раздражало. Она постоянно говорила Шуре, что мундштук – мужской аксессуар. А бабушка отвечала, что ее хрустальная мечта – курить трубку. И что, когда она наконец заведет себе трубку, мама еще вспомнит, как прелестно выглядел ее янтарный мундштук. «Девичья игрушка, – усмехалась бабушка, – ты, Маруська, просто ничего не понимаешь в женственности».
Девчонки, увидев бабушку, слегка остолбенели. Нет, они, конечно, вежливо поздоровались, но при этом…
Дело в том, что бабушка моя очень любила яркие платья. И сшила себе чуть ли не двадцать платьев по одной выкройке: с глубоким вырезом спереди, голыми плечами и длиннющей широченной юбкой. Юбка с оборками, а расцветка такая, что мимо не пройдешь. На этот раз платье было с огромными маками по темно-зеленому фону.
– Тебя принимают за старую сумасшедшую цыганку! – сердилась на бабушку мама.
– Что ж, пусть тогда меня украдет какой-либо табор, – хихикала в ответ бабушка. – «Я уйду с толпо-о-ой цыга-а-анок за киби-и-иткой ко-о-oчевой!» А в черный день буду зарабатывать на улице – гадать прохожим. Чем плохо?
Кстати, гадать на картах бабушка очень даже хорошо умела и любила, мне всегда казалось, что насчет черного дня она не шутит.
Так вот, вышла к нам бабушка в маковом платье с дымящимся мундштуком в руках и спросила меня важным неторопливым басом:
– Борька! Что за нашествие прекрасных девиц в наш скромный уголок?
– Шура, – вздохнул я, – нам надо делать газету.
– Ну и в чем же проблема?
– У нас пол кривой, Шура. Ватман разложить негде.
Бабушка посмотрела на нас, задумчиво покрутила мундштук, а потом сказала:
– Только потом все убрать, Борька! Чтоб краски – нигде-нигдешеньки ни капли!
И развернулась, поманив нас за собой.
Я сразу понял и ужасно обрадовался.
В комнате у бабушки стоял стол, на котором бабушка кроила. Ровнехонький и такой большой, что на нем спать можно было в полный рост, не то что ватман расстелить.
Девчонки как в комнату бабушкину попали, так начали озираться, будто это музей.
– Ой, – говорит кто-то из них, – манекены без головы. Это для шитья, да?
– Да, – говорит бабушка, – знакомьтесь: Дуся, Люся и Нюся.
У бабушки в углу три манекена – на три разных фигуры.
Дуся самая старая, у нее уже и швы все вытертые, и на животе заплатка. Бабушка ее на помойке нашла. Редкая удача: тогда, после войны, портновский манекен никто так запросто не выбросил бы. Но Дуся уже и в те годы была ветхая, и подставка у нее отломилась, а главное – кто-то вспорол ей живот, так что начинка из нее сыпалась. Бабушка Дусю домой отволокла, помыла, живот заплатала, а кто-то из бабушкиных знакомцев подставку новую смастерил. И стала ветхая Дуся у бабушки жить, в креп-жоржет и файдешин наряжаться.
Люся шла в соседнем ателье под списание. Ателье закрывали, и директорша его предложила бабушке забрать старый манекен. С этой директоршей было совсем смешно: она на саму себя у своих мастеров не шила, а носила все к бабушке. Ателье было передовое, молодежное, швей туда брали сразу после училища, у них то собрание комсомольское, то субботник, а шили, бабушка говорила, так себе. На нестандартную фигуру шить даже и не брались. А бабушка бралась и директоршу, даму внушительной красоты весом в сто двадцать кило, обшивала так, что нигде не морщило.
Источник
