Ушел один в снегопад в свою лачугу из пленки — похоже, это самый обсуждаемый лесной дом на Дзен
Здравствуйте. Зима в этом году настоящая, и застала она нас и как водиться врасплох. Ни кто толком не утеплял свои лесные жилища в надежде на теплую зиму, как в тот год. Но в этому году зима решила напомнить нам, что такое холод и снег. В связи с чем, как есть возможность сразу бегу в лес, продолжать строительство своего лесного дома.
Мой очередной одиночный поход выпал на снегопад с самого утра, который шел целый день с буквально парой остановок. Но погоду не выбирают, как есть время, так я и иду в лес. Тем более за время пути на лыжах успеваешь много чего передумать и осмыслить. И в тот раз я словил себя на мысли, что скорей всего мой лесной дом является самой обсуждаемой лесной постройкой на Яндекс дзен.
Я пока не видел серий статей, обсуждений подобных строений, тем более информация о моей лесной стройке обновляется достаточно часто.
Снегопад сразу маскирует след от лыж, видимо тоже пытается максимально сохранить в тайне от всех мой лесной дом. Всегда когда подхожу ближе к своему лесному балагану берет небольшой страх, стоит ли он, или быть может его нашли и разломали. Конечно место так скажем не на людской тропе, за все время моего лесного лагеря там к нам один раз вышел грибник летом и все, больше людей там не видел.
Добравшись весь в снегу первым делом скидываю рюкзак и накалываю растопку для печи, хочется обогреться и уже потом за дела.
А так подумать, ведь и негативные комментарии по моему лесному дому, это тоже хорошо, значит он вызвал эмоции, значит чем-то зацепил. Значит аудитория Дзена следит за моим строительством, значит это интересно.
Да и тем более каждый мой поход это конечно дела и продолжение стройки. А пока растапливается печь, я иду чистить снег и продолжаю работы по утеплению.
Источник
Яблоки на снегу
«Яяяблоки на снегу, яблоки на снегу, яяяблоки на снегу, яблоки на снегу, ты им еще поможешь, я себе не могу»
Петрович с досадой выключил радио:
— Достали уже с этими яблоками! Xpeнь какая-то, а не песня!
Шёл 1987 год, и практически из каждого динамика неслись слова этой незамысловатой песенки, которая так раздражала старого Петровича.
Залаяла собака, потом вторая, третья. Петрович выглянул в окно и совершенно по-бабьи всплеснул руками:
— Это что ж такое делается-то?
Накинув наспех тулуп, сторож выскочил из вагончика. Во дворе охраняемой базы, на завалинке у сарая сидели две девочки. Несмотря на мороз, девочки были без шапок, в тоненьких курточках и резиновых сапогах явно не по размеру. Рядом с ними сидели успокоившиеся собаки, охраняли – то ли складские помещения, то ли самих девочек.
— А, ну, марш греться! Не сметь замерзать на вверенной мне территории, — нарочито строго произнес Петрович, — Тоже мне, яблоки на снегу!
Девочки, услышав слово «яблоки», немного оживились. Они послушно встали и пошли за сердитым дедом в его тёплый вагончик. Сказав девочкам умыться, Петрович дал им чистое полотенце и стал рассматривать непрошенных гостий. Девочки явно были сёстрами, одна лет шести, вторая помладше. Как они оказались на базе, откуда пришли? Да и одеты явно не по сезону. В общем, вопросов куча, и найдутся ли на них ответы – неизвестно.
— Умылись? Вот и хорошо, топайте к столу, чай пить будем. Или вы что-то посерьезней хотите, — спохватился сторож, — Макароны сварю, будете?
Старшая девочка что-то прошептала на ухо младшей и неожиданно вежливо сказала:
— Мы будем. Спасибо большое.
Петрович распереживался, что нет ничего вкусного, разве что лимонные карамельки и один почти каменный пряник, но сам себе сказал: ничего! Пока готовил, разговорились. Оказалось, что старшей вовсе не шесть, а целых девять, зовут её Кристиной. Младшей, которой Петрович дал на глазок не старше пяти, оказалось семь с половиной. Звали девочку Изой.
— Иза, это значится, Изабелла будешь? – Петрович специально говорил бодрым голосом, стараясь изгнать из него дрожь и предательские слёзы, — Красивое имя.
— Изольда, — пискнула младшая, — Изольда Терентьева, первый «Д».
— Так ты и в школу ходишь? – изумился сторож, — Ах, да, тебе же уже семь!
— Семь с половиной, — строго сказала Изольда, — А макароны скоро сварятся?
— Скоро уже, потерпи, — накрывая на стол, он спросил у старшей Кристины, — Давно не ели?
— Вчера утром, в школе. А сегодня мы не учимся, каникулы начались.
В голосе девочки слышалась такая тоска, что Петрович, мужик суровый и далеко не сентиментальный, опять почувствовал, как к глазам подступают непрошенные слёзы.
— А как вы здесь-то оказались? Мамка где? Небось потеряла вас?
— Ага, потеряла, держи карман шире, — Кристина вдруг растеряла всю вежливость, — Напилась опять, теперь с мужиками валяется (девочка сказала другое, нецензурное слово). Выставила нас, сказала «погуляйте». Мы с Изкой всю ночь в подъезде сидели, она нам так и не открыла. Проснулись, и решили пойти сюда…
Девочка замолчала, явно что-то не договаривая. За неё закончила Иза, уже доевшая свою порцию макарон:
— Думали, пусть нас здесь собаки разорвут, мальчишки во дворе сказали, что у вас тут собаки лютые.
Петрович отвернулся от детей, чтобы те не видели его лица:
Закончив есть, Кристина сказала:
— Спасибо. Где у вас моют посуду? И веник дайте, мы подметём.
Иза же, по-детски просто, спросила:
— Можно мы у вас тут еще немножко побудем?
— Да сидите, конечно, всё веселее. Но мамка вас точно не потеряет? – и увидев, что девочки готовы заплакать, поспешно сказал, — А другие родственники у вас есть?
— Папка на небе, давно уже. Есть тётя Валя, она с мамой поругалась, теперь мы к ней не ходим. А больше мы никого не знаем…
Дети провели в вагончике весь день, даже выходили с Петровичем на обход территории. Он как мог их утеплил, но что делать с обувью? Начался ноябрь, в Якутске по праву это зимний месяц, в -27 в резиновых сапогах особо не походишь. Но то, что сапоги были девочкам велики, неожиданно сыграло добрую службу, они смогли их натянуть на выданные шерстяные носки, завалявшиеся в вагончике по случаю. Вечером он сказал:
— Я не могу отлучаться, служба такая. Поэтому сходите домой сами, посмотрите, что да как. Если что – возвращайтесь, как-нибудь устроимся.
Девочки вернулись через сорок минут. По их лицам Петрович понял, что дома ничего хорошего:
— Не открыла, — буркнула Иза, — Крикнула только, переночуйте у соседей, кто пустит.
— И что, — сжимая кулаки от злости, спросил Петрович, — Часто вы так, ночуете, где попало?
Кристина внезапно расплакалась, как будто это она была младше, а Иза ответила:
— Часто. Уже и не просимся к соседям, стыдно. Прямо в подъезде спим.
Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас мы с вами тушенки с картошечкой сварганим, поедим. Я вас тут устрою, на кровати, сам на лавке лягу. А утром решим, что делать.
Утром позавтракали остатками вчерашнего ужина. Петрович смотрел, как девочки дуют на горячий чай и твёрдо сказал:
— Значит, так. Дежурство моё заканчивается, я тут сутки через трое. Пойдете со мной? – он притворно вздохнул, — Надеюсь, невестка не выставит из дому.
— Пойдем, — за двоих кивнула Иза, — А у вас невеста есть?
— Невестка, жена сына. Я, как жена померла, с ними живу, — он улыбнулся, — Ничего, если погонит, у меня своя квартира имеется. Но это я так, к слову. Анька у нас добрая, а главное, справедливая. Всё будет хорошо!
Сказать, что невестка Аня удивилась, значит ничего не сказать. Первым делом отправила девочек принимать ванну, выдала им чистое белье из старых запасов, оставшихся от давно выросшей и уехавшей в другой город дочери. Выслушав свекра, покачала головой:
— Нужно с этой горе-матерью поговорить, всё выяснить. Я этим займусь, — и на немой вопрос Петровича, кивнула, — Ты всё правильно сделал, папа.
За триста рублей мать девочек подписала все документы, передавая опеку над двумя несовершеннолетними дочерями Кристиной и Изольдой Анне. Та горько усмехалась:
— Продала за тридцать сребренников.
Петровичу как одинокому и в возрасте никто бы опеку не дал, это он сам прекрасно понимал. Уже в декабре девочки, законно взятые под опеку (сколько было сунуто взяток и кому, чтобы всё оформить как нужно, история умалчивает), пошли в другую школу, рядом с домом. Теперь у них были и шапки, и тяжелые шубки, и теплые валенки. Довольно скоро они стали называть Аню «мамой Аней», её мужа Васю — папой. Ну а Петровича они величали дедушкой уже тогда, в самый первый день.
Петрович, мамин двоюродный брат Сергей Петрович, так и звал девочек «яблоками на снегу»:
— А что, всё как в песне, «с розовой нежной кожей», на белом снегу. Собакам пришли отдаться на растерзание, ишь ты! Собаки, они умнее многих людей оказались.
Источник
