Побег изо льдов (1982)
Это тебе не Шоушенк, комрад, это ГУЛАГ. Тут ты двадцать лет вечную мерзлоту долбить за бесплатно будешь.
Этот фильм о ужасах сталинского режима снят в далеком 1982 году для американского телеканал CBS-TV, что вызывает, конечно, сомнения в его строгой исторической достоверности. Однако его плюс в том, что поставлен он по одноименной книге переводчика и спортсмена Виктора Хермана — человека редкой судьбы. Виктор родился в Детройте, в семье русского еврея, главы местного профсоюза. В 1930-х в результате переезда рабочих компании Форд для организации Горьковского автозавода он в возрасте 16 лет вместе с семьей переехал в г. Горький. Там он стал посещать спортивные секции, занимался боксом и парашютированием и даже установил рекорд по прыжкам с высоты, который не был зафиксирован, так как Виктор не имел советского гражданства. Но увы, в годы Большого террора Виктор был арестован по подложному обвинению и осужден на 10 лет. Его семья тоже не смогла вернуться домой. В итоге Виктор провел в тюрьме и ссылке 18 лет, а потом работал тренером и переводчиком с английского — причем он достиг определенных успехов и там, и там. Домой с семьей Виктор вернулся только в 1970-е. Именно истории его жизни и посвящена автобиографическая книга «Coming Out of the Ice», по которой и был поставлен этот одноименный фильм. Причем, если сравнить пересказ фильма со статьей о Хермане в Википедии, вы увидите, что фильм явно близок по содержанию к тексту — многие его куски еще и зачитываются по ходу действия. Как вы понимаете, очень интересно посмотреть, что же поведал русский американец соотечественникам о своей второй вынужденной родине? Скорее всего, автобиография такого заслуженного человека расскажет нам подлинную историю советского времени.
Начинается фильм в Детройте, во времена Великой депрессии. Молодой и красивый еврей Виктор с квадратным лицом и красивой ирландской шевелюрой разговаривает с отцом. Тот учит его русскому произношению и произносит: «А ну скажи — йа виграл эта навигу». Учил, кстати, совершенно зря — до конца фильма все русские будут говорить по-английски.
Отец — верный приверженец идей Октябрьской революции и собирается ехать с семьей в Россию, чтобы отдать долг делу строительства социализма. Его жена очень недовольна и предупреждает, что это плохо кончится — но отец настаивает.
Сразу после этого герои без всякого перехода оказываются на обычном советском vokzal с red flags.
Где всех пассажиров проверяет NKVD.
И сразу наступает ZIMA.
А простые русские prohozhie шутя бросают в окна поезда каменные снежки, разбивая стекла.
На самом деле, как объясняют главному герою после прибытия в Горький, это были — kulaks: «люди, которые имеют чуть больше среднего» (с) и поэтому бросание камнями в пассажирские поезда для них «способ политической борьбы» (с). Запомни, товаристч: булыжник — оружие кулака!
Принимающий иностранцев tovaristch в меховой shapka объясняет также Херману, что ему надо больше заниматься sport — спортсменов ин Совьет Раша очень любят. И он занимается sport на обычном советском stadion.
Хитрый tovaristch в кожаном плаще и шапке-пирожке соблазняет Виктора перспективой спортивной карьеры ин USSR — Горькому нужна хорошая команда! А мать парит мозги семьи, утверждая, что хрень в ее голове — это какой-то зловещий зимний ветер.
Однако Виктор принимает предложение и начинает активно участвовать в спортивных матчах вместо работы на заводе, которую так и не покажут. И так он понравился tovaristcham, что его заприметил сам Генерал-Подполковник Советского Союза — товаристч Тухачевский.
И так он ему понравился, что он взял его к себе в Moskva.
И предложил заниматься парашютным спортом в ближайшем летном училище.
Мать тем временем нарезала кони из-за шумов в голове и ее хоронят на, как ни странно, правильном кладбище с православными крестами. Семья грустит, но главный герой превозмогает и, пройдя мимо послевоенных Доджей, спрыгивает с парашютом.
Виктор требует от пилота подняться еще на 100 футов. Пилот отвечает: «А сколько это в метрах? То, что вы делаете, Партия не одобрит!» «Пусть Партия пляшет вокруг флагов, а я буду делать то, что считаю нужным!» — заявляет в ответ истинно американский герой и спрыгивает с парашютом, становясь героем дня.
Слухи об этом доходят до товарища Stalin и он щедро награждает Хермана за невиданный в истории парашютный прыжок звездой Героя СССР. Теперь вы знаете, почему в американских фильмах звездой Героя награжден каждый второй офицер в массовке.
Товаристч Тухачевский просит только расписаться в графе за получение ордена. Однако Херман не такой лох и спрашивает — а почему в графе «гражданство» написано СССР? (тупой переводчик перевел nationality как «национальность», но здесь это именно гражданство). По глазам товаристчей видно, что они поняли — афера не прокатила и они отговариваются, что это просто маленькая бюрократическая ошибка. А потом Тухачевский уговаривает его все-таки соврать — ради блага России и человечества. А потом по воле тупого сценариста ни с того ни с сего начинает орать и требовать подписать тугамент — ибо ничего другого в голову Тухачевскому не пришло.
Конечно, гордый пиндос отказывается, ибо нельзя принимать дары из рук коммунистических данайцев.
А вечером Херман идет на свадьбу своего отца, где играют Korobochka и пьют shampanskoe.
Но Виктор только и делает, что хнычет как хочет в родимую Америшку, что он американец до костного мозга и корней волос на ногах, что ему не дают паспорт, а когда он подписывался на контракт, то этого не ждал. Так, с паспортом что-то знакомое и отнюдь не из коммунистических времен. Ладно, не важно. А отец отвечает ему, что надо ждать и не валять дурака, а вести себя как он — всячески показывать лояльность и жениться на советской женщине. И надо подписать таки тугамент, потому что отца уже замучали угрозами. Бросив в лицо отцу — мол, ты сам нас сюда привел, а мать предупреждала, Виктор пафосно уходит, а отец вынужден вернуться к гостям, которые танцуют под «Сопки Манчжурии».
Но NKVD никого не забывает! И доблестные tovaristchi выволакивают Хермана из его многоэтажного дома и тянут в chorni voronok.
Злобный охранник запрещает ему с кем-либо разговаривать и нагло вталкивает в мрачную вонючую kamera к очень молчаливым zeki, которые исхудали так, будто их сюда приволокли прямо из GULAG.
А отец Виктора идет к генералу Тухачевскому.
Несмотря на его клятвы в верности революции и убеждения в своих коммунистических убеждениях, Тухачевский отказывается ему помогать, ибо repressii и он сам, как и вся страна, под ударом.
А Виктор тем временем в камере сидит с безмолвными зеками. Приносят баланду и зеки начинают аккуратно есть, беря из тарелки руками, как таджики плов: видимо, ложки vragam naroda не положены — это ведь почти холодное оружие!
А по ночам зеки по очереди ходят на parasha — здоровенный колодец прямо посреди камеры, который закрывается деревянной крышкой.
Наконец однажды его на выводят на допрос к следователю Blinov с белой рожей вампира, который будет раскрывать участие Хермана в контрреволюции.
Но вместо допроса он просто лупит Виктора, а потом швыряет обратно в камеру. И потом так делает еще раз. И еще раз. И еще раз. Эх, раз, еще раз, еще много-много раз! А потом его лупасят еще и люди в кожанках в темной комнате, светя себе фонариками — видимо, им так удобнее. А чо — времени выполнять plan по vragam naroda много, можно и подождать.
Наконец Blinov приказывает Виктору поставить подпись под списком каких-то левых людей. Но доблестный хироу Херман из последних сил встает и пафосно плюет мерзкому бледному упырю в лицо.
В следующей сцене отключившегося Виктора демонстративно выносят из камеры дюжие люди с газовыми горелками. Ибо не фиг!
После этого херой с дырой передумал и все подписал. Довольный Blinov рукопожимает и говорит: «Spasibo, comrade». И в награду даже переводит в новую просторную камеру.
На радостях пара зеков даже пытается совершить с ним культурный обмен. А именно, требуют отдать одежду. Но наш Херман боксер и объясняет ребятам, что ничего не даст.
И отправился Херман в GULAG. В Siberia. На 10 let.
Там он ходил с толпой слепых, которых ослепили «на улице за их контрреволюционную деятельность» (с). А потом стал рубить лес, ибо, как сказал nachlag, превыше всего у zeki должна быть norma.
По вечерам давали обед, причем с ложками — видите, какие тут отличные условия труда! Херман даже нашел время делиться баландой со старым больным zek, который был так слаб, что не мог рубить деревья. И убеждает его выполнить норму, поднимая его моральный дух.
Это не осталось без внимания заботливого nachlag, который объяснил Виктору, что принуждение к труду в свободном социалистическом обществе наказуемо — в стране и так зеков больше, чем продовольствия. Ходить могут — этого достаточно.
И переводит его в наказание в Нукшу, где Виктору будет не до благородства. Вместе с zek, привязав их веревкой к краснознаменному грузовику. Zek, как вы понимаете, вне себя от счастья.
По пути он таки падает, тащится на веревке и умирает, как и мечтал с самого начала. ГУЛАГ — мечты сбываются. Удовлетворенный конвоир обрезает веревку — zek больше ne nuzhen.
Вот так и мыкался Херман по лагерям да зонам. Зона-зона, мать родная.
Конечно, кое-кто не выдерживал и отправлялся кормить зверушек.
Но вообще, жить было можно. Иногда в лагере даже выбрасывали сапоги.
Вдобавок в лагере оказался соотечественник Виктора, Роберт Лум. Это у него уже пятый лагерь. «Мы в пятом круге?» — спрашивает Виктор. Да уж не в первом.
С ним Виктор обсуждал план побега, но Роберт сказал, что это импоссибл, так что лучше доживать свой век здесь. Вот так они и работали, то любуясь на красивых оленей в лесу, то рассуждая о том, как прекрасен мир бога, несмотря на GULAG и т.д.
Так что условия в этом Гулаге не такие уж и бесчеловечные, как поначалу казалось. Щедрый Stalin даже прислал zeki нескольких шлюх в лагерный бордель. И все они девственницы как в мусульманском раю — очередное доказательство благородства советского режима! В Советской России секс сам находит тебя!
В Гулаге товарищ Сталин заботится даже о твоей потенции, товарищ! Правда, он прислал их всего один вагон на всех. И только на 15 минут. Буквально. Но zeki и этого хватило. И только благородное лицо Хермана за кадром происходящего говорит нам, что он не оценил щедрости отца народов. Proklяtый kapitalist!
Из других развлечений в Гулаге были кулачные бои. Охрана им не препятствовала, а иногда даже поддерживала забаву, допуская в драки zeki своих собак.
Виктор, однако, не любил такого в правилах и отгонял собак при полном похуизме охраны.
Роберт потом лечил ему раны навозом и читал философские лекции о пользе индивидуализма и вере в бога. А вот начальство, не оценившее американского индивидуализма, посадило его в kartser.
И единственный, кто его поддерживал — это Роберт, который играл с Виктором через решетку в шахматы, которые сам сделал посреди лагеря. Причем шахматы не расово советские, из хлеба, а из дерева. Ложкой, наверно, вырезал. Но доблестная охрана — bdit и отгоняет хитрого Роберта.
Тем не менее, ребята все-таки договорились бежать вместе — куда-то на север. Видимо, через север к границе ближе. Оправившись после карцера, Виктор научился делать самодельные крысоловки из прутьев и ловить очень распространенных в северных бараках крыс — на хавку. Приблизительно в таком захватывающем ключе проходит большая часть фильма. Роберт куда-то пропадает при побеге и больше его никто и никогда не видел. Наконец, наступает 1944 г. и в лагере появляется много немецких военнопленных, от которых зеки впервые узнают о войне — до этого, вестимо, ни кого амнистии не подвергали, на фронт не брали, ударную норму выполнять не заставляли и так далее. Виктор очень переживает, что не может вместо Гулага пойти на фронт и «защищать свободу и независимость» (с) — Америки, само собой. Он подает прошение об амнистии, и наверху уже не против — но ему дадут только место учителя в Красноярске. Но я же американец! — возмущенно кричит Виктор. Какие ващи даказательстфа? — прищуривает взгляд партийный tovaristch. И даже если и так — нечего привлекать к себе внимание. Вот вам документы на чисто русскую фамилию Tinoff, найди себе бабу, работай учителем, отмечайся дважды в неделю в NKVD и живи счастливо, славь советский gumanizm.
И прям так в тряпье Виктора и отпускают на улицу, и он идет через послевоенный Красноярск.
Помывшись в бане, он заодно и стрижется на халяву благодаря щедрой и симпатичной парикмахерше.
После этого Херман изображает из себя Форреста Гампа, бегая на каком-то стадионе и типа превозмогает, возвращаясь к жизни. Но жизнь на свободе оказалась не такой уж и веселой — Виктору дали комнату в академгородке для преподавателей и он был предоставлен самому себе. Но однажды, ПО СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНОМУ СОВПАДЕНИЮ, он встретил ту самую парик-махершу, выходящую из кино, и они, конечно, пошли к ней домой романтично жахаться, потому что люпофь и это красиво.
Виктор стал тренером, а парикмахерша почему-то стала в его школе тренершой по гимнастике. Или это другая актриса? Блин, так сложно было найти актрису с другим лицом, я их чо, должен сам различать? В общем, они стали встречаться, и эта Галина рассказала, что попала сюда с отцом, которого хотели посадить в GULAG, но потом передумали и отправили в ссылку. После долгих встреч они наконец решают пожениться. Чисто советская история любви. В итоге Виктор стал небезуспешным тренером и даже по-своему популярным — в рамках региональных, конечно. Вся эта романтическая история занимает последние 20 минут фильма и это еще скучнее, чем работа в Гулаге.
Но вернуться в родную USA не удавалось — местный tovaristch только крутил пальцем у виска и рвал обращения, ибо ин Совьет Раша политзекам запрещено писать в другие страны. Даже с сестрой встретиться не дали, несмотря на смерть отца. Tovaristch советовал Виктору вообще не высовываться зря, чтобы о нем и не вспоминали. И накаркал — популярность Хермана таки обратила на себя внимание органов, и вот какой-то мужик с ментом спрашивает Галину: а вы знаете, что ваш муж политзек? А что американец? А что еврей? А что у него алименты? Зис ис май хасбэнд! — твердо отвечает Галина.
Год его не трогали, а потом вдруг ни с того ни с сего — все по старой схеме: чемодан-воронок-GULAG!
И отправился Херман снова валить лес на Севере. Пешком. Через снежные просторы. Видимо, своим ходом его отправили — а куда он там убежит. И, что было довольно предсказуемо, он там посреди голого поля повстречал бредущую Галину с дочерью, которая повторила подвиг некрасовских женщин, поехавших за мужем в Siberia. На этой трогательной как слезы педофила ноте фильм и заканчивается. За кадром Хер-Ман пересказывает, как они вернулись с зоны и провели в Империи Зла еще 18 лет, пока не удалось уехать в Америку, о котором он столько мечтал.
Ну что сказать. Благодаря автобиографическому опыту автора фильм, конечно, не настолько эпичен по накалу Праффды о Гулаге, как американские шедевры духа и мысли «Побег из ада» и «Бегущий по льду», но все же по-своему он тоже ценен в этом отношении. Воздайте, в частности, должное старанию создателей фильма, которые не стали переносить Гулаг в 80-е, а были вынуждены показывать его в соответствии с исторической правдой в 30-е. Также в пользу этого шедевра говорит и то, что в кадре почти нет послевоенных автомобилей и красноармейцев в форме времен Брежнева с ППШ. Правда, в жизни никто повторно автора не арестовывал, он после освобождения в 1949 г. так и жил в Красноярске, пока его не реабилитировали в 1955 г. и он получил свободу передвижения — но вы же понимаете, это маленькое художественное допущение. Не зря потом автор нес в массы Праффду в книгах с говорящими названиями The Gray People: Hundred of Americans Murdered in the Gulag (sexual abuse of political prisoners) и Realities: Might and Paradox in Soviet Russia (с Fred E. Dohrs). Все это, конечно, увеличивает число достоинств фильма, равно как и актерская игра на уровне посредственного американского телефильма и убогие попытки режиссера показать нам Драму, Мелодраму и Трагедию. Последнее одновременно является мощным доводом в пользу просмотра, если вы обожаете такие вещи как затянутость, уныние, скука, превозмогание и слащавая американская пропаганда. Ибо фильм убедительно показывает, что только американцы были настолько сильны и стойки, что могли противостоять нечеловеческим условиям Гулага — ибо их грела мысль о родной матушке-USA.
Источник
